Мы думаем, что взгляд крестьянина на потребности своей лошади не отличался от взгляда монастырской администрации; вопрос же о кормлении коня зерном хотя бы в страдную пору ре­шался материальной возможностью — был овес у крестьянина или не было его.

Вторая важнейшая категория домашнего скота — крупный ро­гатый скот: коровы, быки, волы44 и молодняк (телята). Ко всему крупному рогатому скоту применялось общее для всего вида на­звание «скот». В новгородских летописях под 1311 г. рассказы­вается об ответном походе новгородцев на Немецкую землю («на Емь»), во время которого они взяли их главный город. «И стояша 3 дни и 3 ночи, волость труче, села великая пожгоша, обилие все потравшла, а скота не оставиша ни рога».45 В других летописных записях указывается на три категории домашнего скота: кони, скот и овцы,46 т. е. кони, крупный рогатый скот и мелкий скот. Было и другое наименование для скота — «говядо».47 «Говя-дарь» — тот, кто пасет говядо и ухаживает за ним; «говядина» — мясо крупного рогатого скота, а отсюда «лопатка говяжья», «плечо говяжье». Молодая корова, нетель — яловая корова — называлась еще «яловица»; она ценилась за хорошее упитанное мясо. Теле­нок, телица — коровы в молодом возрасте. «Третьяк» — теленок третьего года. «Лонщина» — теленок на втором году, прошлогод­него приплода.

Как и в отношении лошадей, можно говорить о повсеместном распространении крупного рогатого скота в Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. Многочисленные указания на коров или на продукцию, доставляемую крупным рогатым скотом, имеются в документах Севера,48 в источниках всех земель-княжеств фео­дальной древней Руси.

Лоскутность и распыленность пахотных участков отражала трудный путь разработки пашенной земли, отмечала отдельные его этапы. Зачастую природные условия края оказывались та­кими, что расчищаемый из-под леса участок будущей полевой пашенной земли образовывался лишь постепенно, путем разра­ботки и освоения под постоянную пахоту отдельных «лоскутов», полосок, маленьких полей («польце» — часто встречающееся па­хотное угодье). Малоплодородная подзолистая почва, обилие кам­ней (и притом камней крупных), болота-торфяники затрудняли налаживание здесь правильного земледелия. Направление же развития земледелия указанными документами раскрыто ясно: подсеки вытеснены полями, часто очень малыми по размеру, но такими пахотными участками, которые регулярно обрабатывались, чтобы постоянно заниматься под посев хлебов. Указания на стра-домые леса, на урочища-репища,219 на видимо недавнюю «рос-пашь топорную земли»,220 на «чертежище»,221 на «мшарину», «где Евша (крестьянин-земледелец, — Г. К.) рожь сейвал»,222 го­ворят о том, что подсечное земледелие здесь сохранилось еще прочно в изучаемое нами время.

Далее »

Когда Кирьянов характеризует работу трезубых и многозу-бых сох, то говорит лишь о рыхлении поверхностного слоя земли этими сохами. Такая обработка почвы допустима на подсеке, но но могла удовлетворять земледельца на пахотном поле, и при переходе к пашенному земледелию требовалось глубокое вспа­хивание почвы: землю «орали и пахали». Такая обработка земли и производилась двузубыми сохами. Приведенный материал о найденных в Новгороде сошниках, по нашему мнению, указы­вает на существование там настоящих двузубых сох. И три сош­ника из слоя XI в. (пл. 25, кв. 017 или 517),127 по нашему мне нию, с не меньшим основанием можно считать предназначав­шимися для двузубой сохи. Следует также напомнить, что, по­мимо свидетельств русских источников о двузубости сохи, по­добные же материалы хранят источники и соседних народов. Соха бытовала в Литве. О ней часто упоминают письменные источники. Традиция того времени в документах на латинском языке обозначать лемехи парами указывает, что в XIII и по­следующих веках бытовала в Литве двузубая соха (чаще, чем однозубое рало). В литовском и славянском языках название двузубого пахотного орудия имеет  сходное  происхождение О том же говорят другие материалы, касающиеся древней земле­дельческой техники.129 Продолжая ознакомление с археологиче­скими материалами X—XV вв. Северо-Западной и Северо-Восточ­ной Руси, мы встречаем именно части двузубых сох. Таковы ран­ние асимметричные староладожские сошники и новгородский сошник X в., а позднее — сошники, все увеличивающиеся по длине (от 10 до 30 и 31.5 см); сначала они симметричны, а потом сменяются асимметричными, парными, подогнанными друг к другу, взаимодействующими. Длина трубиц, их форма и конструкция рабочей части (лезвие отгибается вперед) свиде­тельствуют о прочности их насаживания на рассоху, о возмож­ности глубокой пахоты.

Сводим воедино эти данные о сошниках. Староладожские сошники асимметричны, датируются X—XII вв., они от двузубой сохи (Л. В. Кирьянов, В. И. Равдоникас и С. Н. Орлов датируют их IX в.); подробные сведения о них мы приводили раньше.130 Сошник XII—XIV вв. найден у села Верховажье Вологодской области.131 Пара сошников XI—XIII вв. найдена на реке Кок-шепьге Вологодской области,132 левый сошник длиннее правого (22 п 20.5 см), ширина около 9 см. Пара сошников XT—XIII вв., сходных с предыдущими, обнаружена в Ветлужском районе Ко­стромской области.133 Одиннадцать сошников XI—XV вв. най­дено в Новгороде; характеристика их, данная Л. В. Кирьяновым, и наша оценка приведены выше; новгородские сошники свиде­тельствуют о большом пути, пройденном земледелием, о крупных изменениях в конструкции сох в Новгородской земле, нронсшед тих за XI—XV вв.134 Сошник асимметричный двузубой сохи из слоя XIГ—середины XIII в. найден в городе Гродно.135 Малый сошник двузубой сохи XIII в. найден в Пскове.136 Сошники пап цены в бывшем Ярославском уезде (в слое XI—XIII вв.), в быв тем Иранском уезде, в курганном могильнике XII   XIV вв.

Само слово «село» далеко не всегда имело только смысл сель­ского поселения. Им называли также и вообще обжитый, освоен­ный (в хозяйственном смысле и в смысле закрепления права на пользование и распоряжение им) участок земли. Этот его смысл яснее выступает в словосочетании «село земли». Такой термин часто встречается в документах XIV—XV вв. Севера Новгород­ской земли. До нас дошло около двух десятков купчих, раздель­ных, данных, закладных и других актов с указанием на «села земли».250 Эти селения, в отношении которых подробно сказано о различных земельных и водных угодьях, их составлявших, но не всегда указывается их население; при этом владельцы их и составители актов считают необходимым в наименовании подчерк­нуть несоответствие этих «сел земли» прочному поселению. По­следний смысл слова «село» в прошлом был вообще присущ акто­вому языку Северо-Восточной Руси, он только оказался забытым.

Далее »

Слабость позиции А. В. Кирьянова проистекает не только из того, что в данной рассматриваемой кучке (из 5040) зерен ока­залось мало семян сорняков: А. В. Кирьянов упустил из виду еще и то, что среди другого новгородского зернового материала были также находки слабо засоренных злаков. Об этом свидетельствуют результаты раскопок в 1938 и 1939 гг. на Ярославовом Дворище. Зерна были найдены в раскопах № 7 (XIII в.) и № 9 (XIV в.). Обработка и изучение этого зернового материала были произве­дены И. И. Никишиным (с привлечением специалистов из Тими­рязевской сельскохозяйственной академии). А. В. Арциховский в работе об этих археологических изысканиях приводит резуль­таты исследования указанных материалов. В раскопе № 7 были обнаружены зерна ржи —837 штук; среди них найдены зерна сорняков: три зерна гречишки развесистой, два зерна щирицы, одно зерно гречишки вьюнковой и одпо — гречишки птичьей, а всего — семь зернышек сорняков. В раскопе № 9 найдены зерна злаков: ржи — 8343, пшеницы — 887, овса — 360 штук; среди них найдены семена сорняков: пять зерен тысячеголова, три зерна иикулышка, два зерна нодмареника, одно зерно мари и одно— гречишки развесистой, т. е. на 9590 зерен злаков найдено только 12 зернышек сорняков.176 Иными словами, материал здесь еще более неудачный для А. В. Кирьянова, чем в табл. 7. Почему обойден этот материал?

А. В. Кирьянову для оправдания высказанного им положения о широком распространении паровой системы земледелия в Новго­родской земле пришлось придумывать объяснения — почему же нет сорняков? «Такая незначительная засоренность, — пишет он, — может свидетельствовать об очистке семян, которая произ­водилась либо лопатой на ветру, либо при помощи сит и решет, что широко практиковалось в древней Руси». Это, несомненно, натяжка. Прежде всего, лопатами отсеять семена сорняков вообще невозможно. А. И. Мальцев пишет, что в древности едва ли при­менялись особые меры борьбы с сорняками.177

Действительно, очистка зерен от сорняков — дело очень труд­ное даже в наши дни, когда для этого используется целый набор зерноочистительных и сортировочных машин. Так следует ли го­ворить о такой очистке зерна в далекой древности?

Зерновой материал XIII—XIV вв. не подтвердил высказанных А. В. Кирьяновым положений. Мы вместе с А. В. Кирьяновым готовы признать большие успехи в развитии земледелия в XIII— XIV вв. и в Новгородской земле, и в Северо-Восточной Руси, но не можем считать надежными предложенный им метод изучения земледелия и изыскания необходимых для этого доказательств. Несколько ниже, в качестве бесспорного, ясного свидетельства о практике парового трехпольного земледелия в центральных районах Северо-Восточной Руси, мы приводим одну меповную грамоту начала XV в. и одну духовную конца XIV—на чала XV в.,178 в них описаны старые землевладельческие вотчины, с установившейся в них еще в XIV в. организацией хозяйства. В обоих документах прямо указывается на наличие в селах и деревнях озимых и яровых полей и полей под паром: ясно обри­совано трехполье.

Совершенствование орудий обработки земли — одна из сторон общего процесса развития земледелия. Рассмотренные нами мате­риалы о земледельческих орудиях древней Руси указывают на очень давнее появление пахотных орудий с железными наконеч­никами на рабочих частях. Применение рала, сохи и плуга в лес-нон полосе определило здесь начало перехода от огневого подсеч­ного земледелия к земледелию пашенному. Рало, соха и плуг, вре­зываясь в почву ральниками, сотниками или лемехами, глубоко взрыхляли почву, а плуг и усовершенствованная соха переворачи­вали ее. Для питания растений создавался почвенный слой боль­шой толщины; разрыхленная до комковой структуры почва яв­лялась благоприятной средой для усвоения корневой системой растений питательных веществ, влаги и воздуха из всего почвен­ного слоя.

В корне отличной от этого была обстановка, в которой разви­валось сельское хозяйство Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. Здесь, в лесной полосе, покрытой дремучими, нередко за­болоченными лесами, нолевому пашенному земледелию предше­ствовало очень медленно отступавшее подсечное или лядинное ог­невое земледелие.

Пахотные орудия с железными ральниками или сошниками служили земледельцу достаточной материальной основой для ус­пешного превращения лесных подсечных участков в полевую пашню. И мы можем считать, что с X—XI вв. (в райопе Старой Ладоги немного раньше) почти на всем пространстве лесной по­лосы древней Руси происходила постепенная замена подсеки по­левым пашенным земледелием. За два с половиной—три столе гия, прошедшие со времени развертывания наступления на под секу до середины XIII в., т. е. до момента, с которого мы начинаем изучение сельского хозяйства, естественно ожидать зна­чительных успехов в распространении пашенного земледелия в лесной полосе Северо-Восточной и Северо-Западной Руси.

-Как неприемлемы неоправданные высказывания в дорсволю цпонион историографии о низком уровне земледелия и о господ стве подсеки в древней Руси вплоть до конца XV в., так же не уместно н преувеличение достигнутых в этой области успехов, если оно по оправдано документами пли основано па неверном истолковании отдельных показаний источников. В условиях мало­плодородных почв лесной полосы переход от подсоки к нолевому пашенному земледелию был делом очень сложным. И когда это обстоятельство упускается из виду, то наблюдения лад нското рымп успехами могут подтолкнуть к переоценке достигнутых ре­зультатов. Так, известия от 1127 и 1 НИ гг. в Новгородских лото пиоях о посевах «ознмнцы» и «яри» в Новгородской земле 159 были оценены П. Д. Грековым, а за ним н другими историками, как’ указание па большую вероятность широкой практики трехполья в эти годы в Новгородской земле.

Дополнительные статьи о приплоде скота и прибыли в уро­жае дают основания существенно расширить хронологические рамки применения трехполья в Северо-Восточной Руси. Они по­зволяют относить его не только к началу XIV в., но и ко времени более раннему.

Далее »

Историко-филологическом сборнике Коми филиала АН СССР (а затем перепечатанной в АСЭИ III) жалованной грамоте великого князя Ивана III Васильевича во­лостным людям Перми Вычегодской земли 1484/85 г. указано на составленную незадолго до пожалования этой грамоты москов­ским писцом Иваном Гавриловым писцовую книгу Перми Выче­годской земли. В жалованной грамоте приведена хозяйственная характеристика этого края и сведения о размере государевой дани, какой обложены волостные люди разных районов этого края. Это обширный край по рекам Вычегде, Пинеге, Мезени, Удоре (Важке) и их притокам. Это область охотничьих хозяйств, и за единицу обложения, как и в НПК Вотской пятины (по Задней Кореле), здесь принят «лук». Рядом с упомянутой грамотой дошла еще жалованная грамота великого князя перм­скому епископу Филофею (1490 г.) на Вымские и Вычегодские земли, т. е. на район, прилегающий и частично совпадающий с Пермью Вычегодской. Наличие в этой жалованной грамоте кон­кретных описаний владычных (т. е. епископских) волостей, го­родков, погостов и деревень, с указанием на дворы и с пойме - новапием их владельцев, позволяет считать, что и этот район был хорошо описан и что в нем были не только охотничьи, но и зем-ледельческо-скотоводческие хозяйства.

Далее »

уже приводившееся нами высказывание ряда исто­риков сельского хозяйства о том, что земледелец древности, ре­шая сложные задачи ведения своего полевого зернового хозяй­ства, был далек от того, чтобы следовать шаблону, в том числе и шаблону трехполья. Когда появлялась возможность, он распа­хивал и подсеку, эксплуатировал ее, пока она давала урожай, сеял на нолях хлеб, какой ему был в данное время нужен, соче­тал посев на пахотных полях с посевом хлеба на полянах, под­секах и т. п. Изучая материал о земледелии и крестьянском хо­зяйстве ряда погостов Обонежской пятины, описанных в писцо­вой книге 1498 г., мы пришли к заключению о применении здесь подсечного земледелия. Мы признали, что писцы, составители НИК, не регистрировали посевов на подсеках, они «не замечали» их. Сопоставление записей писцовых книг различных лет и наши материалы о хозяйствах с малой запашкой дают основание счи­тать, что в районах, богатых лесами, разработка подсек, в допол­нение к полевой пашне, нередко практиковалась не только в конце XV в., но и в более позднее время.720 Посевы на подсе­ках не постоянны, учет их затруднял писцов. Нажимая на нало­гоплательщиков, писцы стремились и подсечную пашню обло­жить постоянным (и притом большим) налогом и этим ставили в очень тяжелое положение крестьян. Последние не выдержи­вали, протестовали, и возникали конфликты.

Далее »

Бортничество — промысел по сбору меда из бортей, служивших жильем для роев диких пчел. Борть — дерево с естественным или искусственно подготовленным дуплом для пчелиного роя. В из­любленных пчелами лесах осваивались бортные деревья, подго­товлялись новые борти; так возникали бортные ухожаи, дававшие их владельцам мед и воск. Мед был ценнейшим продуктом пита­ния как в натуральном виде, так и в несколько обработанном или переработанном в напиток виде. Мед и воск занимали важное ме­сто как товар во внешней и внутренней торговле. Воск экспорти­ровался за границу и был одним из тех товаров, спрос па которые не претерпевал колебаний.27

Дого­воры князей с Великим Новгородом от первого до последнего включают статьи о праве князя на пользование бортными угодьями и на специальный оброк медом.29 Если исключить районы севера, по климатическим условиям не благоприятствовавшие нормальной жизни пчел, то можно сказать, что бортничество было распростра­нено почти повсеместно.

Борти и оброки медом указаны в Шелонской пятине, в Вот­ской, исключая ее северпые погосты, и особенно в Деревской нятино Новгородской земли; в Псковской земле.30 Главная масса указаний на борти и на бортные леса относится к землям-княже­ствам Северо-Восточной Руси. Большие борти — на территории Суздальско-Нижегородского княжества, на территории нынешней Мордовской АССР;31 в Центральном районе — вблизи Москвы, в Переяславском, Радонежском уездах и Рязанском княжестве.32

Работа специалистов-бортников была направлена к тому, чтобы не только охранять существующие борти и выбирать из них мед, но и подготовлять новые борти, совершенствовать ста­рые. В Правой грамоте конца XV в. сказано: «И его, господине, бор’ьтпики старый боръти ходят, а новый боръти делают».33 Борт­ные деревья находились в лесу на значительном расстоянии друг от друга, поэтому бортный ухожай («борть)», на площади кото­рого было много бортей34 — деревьев, не только обитаемых, но и старых, покинутых пчелами, и новых, ожидающих появления пче­линого роя, — занимал очень большое пространство. Многие из описанных в документах бортей тянулись на несколько километ­ров и были столь же обширны по глубине.35 Эксплуатация борт­ных ухожаев требовала большей регулярной работы специалистов бортников по содержанию в порядке бортей и их подновлению, по обереганию от хищников.

В результате настойчивого постоянного наступления круп­ных феодалов на ценные земельные угодья основная масса борт­ных ухожаев оказалась в руках великого князя, князей удельных, бояр и особенно у монастырей, у иерархов церкви. Эксплуатация их велась при посредстве бортников.36 Бортники разрабатывали для своих князей-феодалов обширные бортные угодья, поставляя продукцию в княжескую казну.

На изучаемое нами время падают важные нововведения в борт­ничестве. Неподвижная борть в дереве как место обитания роя пчел начинает заменяться колодой, кузовом, ульем — по-видимому, помещающимися в переносной колоде. Колоды мы встречаем у соседей Западной Руси — в Литве и в Белоруссии.37 Патрикей Строев, землевладелец средней руки, по духовной грамоте дает Троице-Сергиеву монастырю «село Игнатьевское да трои пчелы».38 Отдельные улья (вероятно, типа колод) были уже в конце XV в. в центре Северо-Восточной Руси. В Новгородской же земле при­менялись не колоды, а кузовы.39 Переход от бортей к пчеловод­ству улейному,40 к содержанию пчелиных роев в колодах, кузовах отмечается многочисленными фактами в Деревской пятине Нов­городской земли. Переход от бортей к ульям, к созданию Пасек вне бортного леса, вблизи селений, открыл более широкие воз­можности сельскому населению для занятия пчеловодством путем устройства небольших собственных пасек.