Жизнь в деревне
Описанная в актах возобновленная для жизни пустошь раскрывает нам свойства деревни. Мы указывали на труд, с каким создавались деревни. Не всегда хватало жизни земледельца, чтобы выстроить полнокровную деревню. Такая предыстория деревни раскрывается материалами о починках. Починок, деревня и пустошь — три этапа в истории одного и того же земледельческого селения, поэтому важно и полезно изучить и оценить их в этом единстве. Начнем с пустоши. О том, что пустоши — запустевшие деревни, а селища — места, где некогда раньше существовали села, непосредственно говорят дошедшие до нас современные (т. е. XIV—XV и XVI вв.) документы. Достаточно быть внимательным при чтении этих документов, чтобы на каждом шагу убеждаться в справедливости отмеченного положения. Конечно, документ рассказывает об этом яснее, когда прямо поставлен вопрос, откуда появились те или иные пустоши или селища. Есть случаи, когда на суде в ходе разбора дела прямо ставятся вопросы о пустошах или селищах, об их истории. Авторитетные лица, современники — судьи, тяжущиеся стороны, «знахорп», старожильцы, вызванные как эксперты, — свидетельствовали, что та или иная пустошь или селище является запустевшей деревней пли селом, о которой помнят они, их отцы и деды.266
В одном особенно внимательно разбиравшемся судном дело эксперты («знахори») и судья сочли необходимым, найдя следы какой-то постройки, отметить, что это «печище», а не «дворище». Свидетели показали, что в этот лес на время сенокоса приезжал архимандрит монастыря и для него был построен временный дом с печью, «печище» — это следы печи и дома. Но поскольку в данном месте нет следов усадьбы и того комплекса строений и сооружений, которые присущи дому земледельца-крестьянина, то и деревни здесь не бывало, и эксперты заявили, что это не «дво-рище», а все место — не пустошь/0′
Название деревни обычно переходило на пустошь. С. Б. Ве-се.говский пишет: «…не раз старожилы указывали путешествовавшему в XX в. историку местные названия пустошей, не подозревая того, что опрашивающий их историк в этих названиях узнавал давно исчезнувшие селения».268 Пустоши могли иметь очень большую давность.269 Писцовые книги конца XV—начала XVI в., писцовые и переписные книги XVI и XVII вв. прямо указывают: «пустошь, что была деревня».270 Те же документы XV в., рассказывая о причинах запустения деревень, говорят о феодальных войнах, какими особенно богаты были XIV—XV вв., о нападениях внешних врагов; о нашествии Тохтамыша (1382 г.), о «Едигеевой рати» (1408—1409 гг.), о вторжении царя Мухамеда (1438 г.) и о битве под городом Белевом («белевщина»), о вторжении царя Мухамеда и царевича Мамутяка (1445 г.),271 о «великом поветрие» 1420-х годов.272 Есть и конкретные указания — «те деревни запустели от ратных людей и от разбоев»,273 или «опустели от татар да от потугов не по силе, люди из них (из волостей Юрьевского уезда, — Г. К.) разошлись по иным местам».274 Именно эти внешние обстоятельства являлись подлинными причинами появления пустошей и селищ в XIV и в первой половине XV в., а не склонность к бродяжничеству и не подсека.
Материалы о пустошах помогают яснее, конкретнее представить облик деревни. Документы нередко указывают на то, что к пустошам и селищам, как к деревням и селам, тянут различные угодья — леса, пожни, ловища и т. п.275 Это служит свидетельством о самостоятельном хозяйственном значении пустошей. Предметом купли, продажи, дарения, мены часто служили именно пустоши, а не села или деревни.276 Пустоши ценились прежде всего как хорошо разработанная пахотная земля, как земельная площадь, еще не столь давно подвергавшаяся регулярной обработке под пахоту или огород; в момент сделки она оставалась пригодной и для расширения площади пашенной земли и даже для развертывания нового хозяйства. В документах зачастую говорится о посеве хлеба на пустошах, о пашенных полях на пустошах, «о пашне наездом» на пустошах.277 Пустоши жертвовались монастырям и охотно приобретались ими и другими землевладельцами в качестве основы нового хозяйства. «А кто на той пустоши сядет люди»,278 «а кто в тех пустошах и в деревнях учнет жити»,279 «и хто имет в тех селах, в тех деревнях и на пустошах жити людей».280
Таковы обычные формулы в жалованных грамотах и других документах, отмечающие предполагаемое скорое заселение пустошей новыми земледельцами или освоение пустошей под пахоту в другой форме.281 Все это было типичным, широко распространенным явлением в конце XIV и начале XV в. Документы отмечают пустоши во всех районах Северо-Восточной Руси.282
Приобретение пустошей, в целях превращения их в населенные зависимыми земледельцами деревни и села, и было тем наиболее доступным путем, каким в изучаемый нами период создавали свои огромные вотчины монастыри Троице-Сергиев, Ки-рилло-Белозерский, Спасо-Ефимьевский, Ферапонтов, Прилуцкий, митрополичьи монастыри и многие другие. Дошедшие до нас акты и копийные книги монастырей и митрополичьего дома ярко освещают этот путь роста монастырских вотчин. В конце XIV— начале XV в. этот рост принял особенно широкий размах.283
Пустошь в самом недавнем прошлом была вполне законченным земледельческим хозяйством — деревней — и эту основу хранила долгие годы. На ней уже могло не быть ни жилых, ни хозяйственных построек, которые могли исчезнуть в результате катастрофы пли по какой-либо другой причине, вызвавшей запустение селения, но оставалось самое ценное — разработанные поля, огороды, капустники, конопляники, хмельники, манившие сюда новопоселенца-земледельца с сохой. Эти-то качества пустошей и привлекали практичную администрацию монастырей. Приобретая пустоши, землевладельцы-феодалы призывали на них крестьян-земледельцев или «окупив сажали» их на пустоши — на места старых крестьянских хозяйств. Хозяйственные успехи конца XIV—XV в., достигнутые в сравнительно короткие сроки монастырями (особенно такими, как Троице-Сергиев, Кирилло-Белозерский) в увеличении вотчин, в умножении сел и деревень в этих вотчинах, в умножении числа крестьянского зависимого населения в них, показывают, что расчет на пустоши как на основу новой деревни или отдельного хозяйства имел веские основания. Пустоши десятилетиями сохраняли свои свойства ценного земельного угодья. Садившемуся на пустошь земледельцу не требовалось заново строить хозяйство, а было достаточно лишь восстановить разрушенное.
Веками вырабатывался тот тип поселения, каким выступает перед нами в документах в XIV—XV вв. деревня. Будем ли мы иметь в виду отдельное сельское поселение лесной полосы, или будем представлять в целом весь комплекс многих тысяч сельских поселений Северо-Восточной и Северо-Западной Руси, в любом случае деревня как тип сельского поселения — результат большого, целеустремленного, напряженного труда земледельца. Со временники — сельские жители, земледельцы — вкладывали строго определенное содержание в понятие деревни: она представлялась им как комплекс окончательно устроенных земледельческих хозяйств, обеспеченных достаточным количеством нолевой, хорошо разработанной, отвоеванной от леса пахотной земли, сенокосными угодьями и т. п. Соответственно этому предъявлялись высокие требования к деревне. Современники не считали возможным признавать деревней то поселение, в котором земледельческая база не была в должной мере и прочно обеспечена, даже если в этом селении было все необходимое для жилья и были хозяйственные постройки.
Современники называли «починком», в отличие от деревни, то поселение в лесной зоне, в котором были жилища и постоянное население, по земледельческая база еще не была достаточно прочной. И лишь когда жители починка расчищали, выжигали и разрабатывали под пашню занятый участок, обеспечивали себя ноле вой пашенной землей, этот починок получал право именоваться деревней. Что починок без пашни — явление обычное 284 и что такой починок с течением времени вырастает в деревню 285 — об лом ясно говорят документы: актовый, материал конца XIV— начала XV в. и массовый материал о сельских селениях, представленный писцовыми книгами.286 Починок — первый этап на пути строительства и роста отдельной деревни, современники так и расценивали его.287
При создании прочного земледельческого хозяйства наиболее трудоемким и ответственным было обеспечение его полевым пахотным участком. Самым сложным в труде земледельца в этом случае было превращение разработанной подсеки в достаточного размера пахотное поле. Можно полагать, что выполнение на должном уровне именно этой задачи определяло переименование починка в деревню. Когда мы сравним починок с деревней, то увидим, что у починка еще не указан размер посева, — потому он и в сохи не положен, а в отношении каждой деревни это обязательно сделано. Давая высокие оценки пустошам как земельным угодьям, современники прежде всего подчеркивали земледельческую основу деревенских хозяйств, ценность хорошо разработанных полей.
Вторая половина XIII, XIV и XV вв. — время напряженного сельского строительства в нечерноземной полосе; материалы о деревнях и починках — единственный дошедший до нас источник сведений об этом строительстве. Практически оно выражалось в освоении лесов — в расчистке их, в подготовке пахотных полей, во введении парового земледелия. Появлением сельских поселений нового типа, получивших наименование деревень, отмечался успех на пути сельского строительства, выражавшийся в переходе от подсеки к паровому полевому пашенному земледелию; новые селения — деревни — строились прочно, закреплялись навеки. И каждая деревня, вновь поименованная в актах XIV - XVI вв., является свидетельством поступательного движения земледельцев по пути освоения лесов северной нечерноземной полосы и строительства по-новому организованных земледельческих хозяйств. В актовом материале отмечены тысячи таких вновь возникших и прочно осевших деревень в землях-княжествах Северо-Восточной Руси; ими засвидетельствован изумительный по масштабу и конкретным результатам размах этого сельского строительства.