(продолжение. начало в №№ 43(44)-1(54)

Еркен АЙБАСОВ

   На ХIII съезде РКП(б) в 1924 г., после кончины Ленина, в докладе «О работе в деревне» отмечалось наличие двух тенденций развития – капиталистической (рост кулацких хозяйств) и социалистической (вовлечение крестьян в кооперацию через наиболее понятные и доступные для них формы).

   В следующем 1925 году на XIV Всесоюзной партконференции и III Всесоюзном съезде Советов вновь обсуждался крестьянский вопрос. Было принято решение: снизить налоги на 40 процентов, вкладывать государственные средства в систему кредитования, расширять возможности сдачи земли в кредит, устранить препоны в торговле, снизить цены на сельхозтехнику и увеличить продолжительность кредитования на ее покупку, предоставить право всем крестьянам без исключения участвовать в кооперативном движении.

   Таким образом были созданы предпосылки политического и экономического подъема сельского хозяйства. Так что обвинять коммунистов в невнимании к крестьянским вопросам было бы несправедливо. Введение НЭПа стимулировало развитие научных исследований узловых проблем аграрной сферы, теории о трудовом крестьянском хозяйстве, его кооперировании. Лидером кооперативного движения в стране стал крупнейший экономист, теоретик кооперации, общественный и государственный деятель А. В. Чаянов, который создал свою школу, объединившую такие личности, как Н. Кондратьев, Л. Юровский, Л. Литошенко, Н. Макаров. В 20-х годах Ленин предложил ввести Чаянова в состав Государственной общеплановой комиссии (Госплан).

   Чаяновым было разработано положение о формах и методах кооперации, об их сочетании, о выборе оптимальных решений, о приоритетности человека, о многообразии организационных форм в самом крупном производстве, необходимости учета всей совокупности объективных условий. Главное в научном наследии А. В. Чаянова – это теория крестьянского хозяйства, роль кооперации и оптимизации всех хозяйственных решений. Кооперация понимается Чаяновым прежде всего как «...широкое социальное движение, постоянно развивающееся, переходящее из одной фазы в другую, живущее в различных правовых и экономических условиях, и сообразно им и состоянию своего развития, образующее свои организационные формы».

   Это как бы социальная и политическая сторона кооперации. Но есть технико-экономическая, она зиждется на теории дифференциальных оптимумов. Надо находить оптимум, он заложен там, где себестоимость продукции наименьшая. Все элементы себестоимости Чаянов разбил на три группы. Найти оптимальный размер хозяйства – значит, отыскать точку минимальных издержек на единицу продукции при суммировании всех трех групп элементов.

   Бирмухамед Айбасов штудирует труды А. В. Чаянова и его школы, благо в то время подобные работы выходили большими тиражами и в дешевой обложке, в расчете на массового читателя. Ему импонирует то, что Чаянов предлагал размещать фабрики зерна, помимо прочего, на целинных землях Северного Казахстана, на крупных сельскохозяйственных предприятиях. Растет его библиотека с трудами корифеев экономической науки. Айбасов изучает и другие труды, в частности, материалы экспедиции Щербины в 1903-1904 гг., биолого-почвенного обследования Хасена Нурмухамедова, Букейханова.

   Уже тогда было подсчитано, что в Северном Казахстане наберется 28-30 млн. гектаров пахотно-пригодных земель. Именно такую площадь вовлекли в пашню в 1954-1958 годах, когда мы все переживали «целинную эпопею». Так что освоение целины шло не с чистого листа.

   Биркей Айбасов нес непосредственную ответственность за успех земельных реформ в области. Он много сделал для создания первых кооперативов, товариществ по совместной обработке земли. В этот период его дважды – в 1922 и 1924 годах – избирали членом Акмолинского губкома партии.

   При нем посевная площадь увеличилась вдвое. Поднялась урожайность полей. Темпы были высокими: во-первых, крестьяне почувствовали экономическую свободу, во-вторых, объективно, начальный уровень был низок. Шел процесс восстановления, а не динамичного развития. В 1923 году валовой объем сельхозпродукции в стране превзошел довоенный на 112%, а ведь зарубежные экономисты предсказывали такое достижение через 10-15 лет.

   Многих сил стоил Биркею переход на новые рельсы хозяйствования. Сколько нужно было проявить терпения, выдержки, такта, чтобы убедить крестьян в преимуществе новых форм хозяйствования, ведь сельская община, как известно, характеризуется консерватизмом. С одинаковым недоверием и настороженностью крестьяне относились как к белым, так и к красным, к всякого рода нововведениям.

   Нужно уметь задеть струны их души. Биркею, очевидно, это удалось. За его подвижническую работу вчерашние кочевники один из поселков, образованный из свезенных в одно место зимовок, единодушно назвали его именем – Айбас. На старых областных картах по землеустройству в бывшем Советском районе Северо-Казахстанской области недалеко от поселка Астраханка существовал поселок Айбас. Во время массовой распашки целинных и залежных земель этот поселок, как и многие другие, исчез.

   На групповой фотографии запечатлены первые сотрудники земельного отдела (облсельхозуправления) в 1922-1924 годах. В центре (во втором ряду, пятый слева) – Бирмухамед Айбасов. Кто остальные на фото – нам неизвестно. Возможно, краеведов Северо-Казахстанской области заинтересуют эти люди на фотографии.

   Близилось к концу пребывание молодой четы в Северо-Казахстанской области. В то суровое время партийные работники долго не засиживались на одном месте. Всего около трех лет, а пролетели они как одно мгновенье, даже не заметили отец и мать, как подрос их первенец – сын Назымбек (Назым).

   Биркей с семьей собирается в Семипалатинскую губернию. В богатый особняк, где жил Б. Айбасов с семьей, некогда принадлежавший купцу-татарину, скупщику шкур, после их отъезда вселился земляк Биркея Зейнулла Торегожин, редактор газеты «Бостандык туы» – «Знамя свободы». Последняя должность его перед расстрелом 25.02.1938 г. – зам. наркома совхозов КазССР.

   Этот период был переходным, противоречивым для страны: на съездах говорилось одно, а в жизни получалось другое. НЭП, запланированный «всерьез и надолго», достигнув пика в 1926-1927 гг., стал сворачиваться и к 1928-1929 гг. уступил многие позиции командно-административному стилю руководства.

   В республике успешно развивалась кооперация: всевозможные товарищества по совместной обработке земли, сенокошению, выпасу и содержанию скота, маслобойные, сыроваренные, хлопковые, семеноводческие и другие объединения: снабженческо-сбытовые, производственно-промысловые. Всеми видами кооперации к 1925 г. были охвачены 42,4 тысячи хозяйств, что составляло 6,6% от общего их количества; в 1927 г. – 213,6 тысячи (17,7%), в 1928 г. – 319 тысяч (25,6%), в 1929 г. – 419,5 тысячи (33%). Уровень кооперирования к году «великого перелома» был достаточно высоким и вполне отвечал темпам роста, намеченным первоначальным планом первой пятилетки – от 1,6 до 4,0%.

   Однако в окончательном варианте плана на конец пятилетки уже предусматривались темпы коллективизации в 16-18%, то есть в пять-десять раз выше того, что было запланировано и возможно было достигнуть. Бирмухамед, как и другие опытные хозяйственники, чувствовал, что осуществить это нереально.

   План хлебозаготовок в 1925 году был сорван: государство заготовило 176 млн. пудов вместо 376 млн., что повлекло уменьшение экспорта. Снижение налогов привело к увеличению излишек сельскохозяйственной продукции. В стране усилился товарный голод, однако крестьяне не спешили продавать хлеб – не из-за враждебности к большевикам, а потому, что им это было невыгодно. Прав был Рыков, который говорил: «И кулак, и середняк, и бедняк нам хлеба не дали бы».

   Оппозиция решила использовать трудности в своих целях. Крестьянин начинает ощущать вкус власти, признавал Л. Каменев, да среди рабочих возникают нежелательные разговоры. Это лишь первая волна, а что будет дальше? На XV съезде партии (1927 г.) он обвинил руководство в том, что оно недооценивает силу капиталистических элементов в деревне. Оппозиция предлагала насильственно изъять недостающие 150-200 млн. пудов хлеба.

   Но съезд отклонил это предложение. Со специальным докладом выступил Молотов, отметивший, что в процессе «развития индивидуального хозяйства по пути социализма» недопустимо насилие. Этот же тезис подтвердил Сталин: «Не правы те товарищи, которые думают, что можно и нужно покончить с кулаком в порядке административных мер, через ГПУ: сказал, приложил печать – и точка. Это средство легкое, но далеко не действенное. Кулака надо взять мерами экономического порядка. И на основе советской законности. А советская законность не есть пустая фраза». (курсив мой – Е.А.). Так говорил товарищ Сталин. Жизнь, однако, показала, что слова о советской законности являются просто пустой фразой.

   Тем не менее после съезда был форсирован не процесс кооперирования, а дальнейшая коллективизация. Был наложен негласный запрет на продажу комбайнов, тракторов зажиточным крестьянам. В 1926 г. потребление в крестьянских хозяйствах достигло 90% довоенного уровня, а в сберкассах хранилось только 3% их средств. Экономист Н. Кондратьев это комментировал так: «Не может быть капитального вложения, чтобы купить технику, лошадь, корову – прослывешь кулаком».

   Недоверие к крестьянству выражалось в том, что администрация вмешивалась в дела кооперации. Если до революции 60% всех средств были крестьянскими, то в 1925-1926 гг. – только 1-2%. Кооперативы стали работать как государственные учреждения. Середняк был недоволен уравниловкой и тем, что приходилось «делиться» с беднотой, к которой относилось 20-25% населения. Газеты той поры писали: «На кого ставка: на сапог или лапоть?», «Поделим прибыль потребиловки по 10 рублей на рыло».

   3-4% взрослого населения в сельской местности было лишено избирательных прав. Сталин и левые оппозиционеры принципиально не хотели видеть в крестьянине человека, имеющего семью, детей, человека бедного, плохо одетого, еле сводящем концы с концами, ничего, кроме труда, не знавшего и не видевшего.

   Негативное отношение к крестьянству распространялось на представителей прочих «непролетарских» классов – частных предпринимателей, торговцев, священнослужителей, нэпманов, кооператоров, кустарей, – на тех, кто составлял 80% населения империи.

   Все бурные перипетии того времени отразились и на мероприятиях по переводу кочевников на оседлость. Предстояла громадная работа, так как кочевой аул с его дремучими патриархально-родовыми отношениями, отсталостью и бескультурьем, еще не переживший периода общедемократических преобразований, не мог сразу шагнуть к высшим формам ведения фермерского кооперативного хозяйства или колхозам. Управляющим банка был назначен Бирмухамед Айбасов.

   В Семипалатинской губернии были условия для успешного проведения широкомасштабной работы по переводу кочевников на оседлый образ жизни и созданию новых крестьянских, фермерских хозяйств. В 20-е годы в состав губернии входили Восточно-Казахстанская, Павлодарская и значительная часть Карагандинской областей. Здесь были самые большие пастбищные угодья, по площади равные территории таких среднеевропейских государств, как Польша или Италия, а поголовье овец было таким же, как в соседней Монголии.

   В то время в Казахстане существовало две формы массовых организаций аульно-деревенской бедноты: комитеты общественной взаимопомощи – КОВы – в северных земледельческих областях и союз «Косшы» в областях, где развивалось овцеводство.

   Когда начались работы по переводу кочевников на оседлый образ жизни, Б. Айбасова избирают председателем союза «Косшы». Союз и его председатель сыграли положительную роль в борьбе с засильем байских элементов и в организации массового движения казахской бедноты за пастбища. Как председатель и член Губкома партии Айбасов внес предложение об уравнении в правах на землю и воду коренного и пришлого населения и добился его принятия. Это было справедливое решение национального вопроса.

   После Гражданской войны и джута поголовье скота в Казахстане снизилось до 12 млн. условных голов. Но уже через несколько лет поголовье восстановилось до уровня 1917 года, а в 1927 г. оно уже составляло 38 млн. условных голов. В последующие 1928 и 1929 гг. ежегодный прирост скота составлял один миллион голов. Семипалатинская губерния как самая большая по овцепоголовью вносила весомый вклад в укрепление животноводческой базы республики. В этом, несомненно, была заслуга и заведующего земельным отделом (к этому времени он получил назначение на эту должность), председателя союза «Косшы» Бирмухамеда Айбасова.

   Но постепенно верх берут командно-административные методы. Появились новые явления: кампанейщина, нездоровое соревнование, погоня за охватом и ударными темпами. Это вызывало серьезное недовольство у скотоводов. Особенно трудно Бирмухамеду – ведь это он непосредственно выступает перед наэлектризованной толпой на митингах, собраниях, совещаниях, на страницах газет, от имени партии, разъясняя ее политику.

   В душе главного агрария растут тревога и внутреннее сопротивление силовым методам. Как патриот своего народа он не может без боли смотреть, как кочевники сопротивляются переводу на оседлость. «…Наши предки кочевали по этим маршрутам, а теперь вы хотите нас затолкать в один угол; что будет с пастбищами, как мы будем содержать свой скот – ведь у нас больше ничего нет, пахать и сеять мы не умеем…».

   Постоянные споры, дискуссии… Многие одобряют коллективизацию, считают, что Сталин правильно ее ускоряет. Бирмухамед соглашается, но он против темпов – мыслимое ли дело за год-два охватить необъятное и закончить коллективизацию, недаром сейчас многие выходят назад из колхозов, режут скот, сокращаются посевы.

   – А ждать эту коллективизацию, как кобылью дойку – или шах помрет, или ишак околеет, – возражают оппоненты. – Вот ты ратуешь за фермерство, но там, на Западе, фермер процветает, потому что его поддерживают со всех сторон – есть транспорт, связь, строители и т.д. А у нас, вспомни, одна поездка к тобыктинцам на могилу Абая чем закончилась. Пришлось заночевать на берегу какой-то речушки, чуть на тот свет не отправились; так что нам до западной модели, как до неба. А сам фермер должен быть и агрономом, и зоотехником, и строителем, и механизатором – он что, «семи пядей во лбу»?

   – Да, конечно, во многом ты прав, таких фермеров в природе нет, – говорит Биркей, – но если они объединятся в кооператив, то это уже сила. Фермеров-одиночек даже в Америке, можно сказать, нет, всего 1-2%. А та речушка, где мы чуть не погибли, известная – на ее берегу погибли, загнанные до смерти, привязанные к хвостам лошадей, двое влюбленных – Енлик и Кебек, наши казахские Ромео и Джульетта.

(продолжение следует)